Отношения с официальным искусством у меня не сложились ещё в начале 60-х. По политическому казусу, знакомство с Николаем Михайловичем Гущиным, всех нас официальное искусство сочло идеологически вредными. У меня есть причины жаловаться на то как сложилась моя художественная жизнь, у меня никогда не было мастерской, до 47 лет у меня не было выставок.
Знаете, откровенно-то говоря, моё поколение было изломано с детства, с самого начала жизни. Не жизнь, а выживание считалось нормой. Смог выжить, что большего можно желать? Голодовка, репрессии, война, ещё ряд таких моментов о которых я вообще не буду говорить, которые конечно сломали мою психологию, я думаю… Но я это не культивирую. Это одна сторона дела, это было плохо, но в этом для меня оказался большой положительный смысл.
Для меня искусство явилось средством психологического выживания в, прямо скажем, ненормальной среде не только для искусства, но и для обыкновенного человека. Вы же знаете, что в Радищевском музее лежит предписание физического уничтожение Борисова-Мусатова картин. Слава богу, что сотрудники не уничтожили, а имели право.
Сейчас я понимаю, что среда в которой мы жили, она не способствовала развитию искусства, но она требовала от нас, художников, самостоятельного, индивидуального его постижения.
В результате индивидуального постижения, или в результате своего творческого пути, я пришел к тому, что геометрическая абстракция - это высшая ступень языка художественной формы, через которую художник может разговаривать со зрителем о мироздании, разговаривать на символическом, духовном уровне.
Чистая абстракция, исключающая из своей формы всё возможное, что напоминает реальность, становится большим символическим обобщением, которое я считаю адекватно духовной задачей.
Я этого добиваюсь тем, что исключаю всё антропоморфное, всё материальное и даже объём, который провоцирует реальность. Зрителю не надо рассуждать и думать: - похоже ли это на меня, могу ли я оказаться там? Этого не должно быть. Я не предлагаю зрителю ребусы или логические задачи, искусство умом не постигается, человек чувствует энергию языка изобразительного искусства, языка художественной формы.
Язык художественной формы считается в общем не обязательным некоторыми сейчас, а сто лет назад книжечка немецкого скульптора Гильдебрандта была настольной для художников определённого типа, на его теории школа Фаворского построена. Воздействие художественной формы имеет свои законы.
Есть основные цвета: синий, жёлтый и красный. К ним ещё иногда причисляют зелёный и в основном этими цветами люди и пользуются. Я интерпретирую их визуальную энергию. Вот скажем поместите жёлтый цвет в квадрат, это будет одна визуальная энергия, поместите его же в круг - другая визуальная энергия. Я в своей работе опираюсь на интуицию, на чутьё, поэтому раскодировать мои картины на уровне логики не нужно. Какой символ скрывается за квадратом, треугольником, кругом, точкой, линией? За историю искусства что они только не обозначали, какую смысловую роль не несли. Я ввожу геометрические знаки в контекст какой-то плоскости, и они выстраивают общую систему визуальной энергии, и очень активно выстраивают, потому что это самые экономные в начертании знаки и самые древние, узнаваемые любым человеком, независимо от его этнической или культурной принадлежности. Мы все равны перед космосом и мирозданием, и мне кажется, что сейчас должно быть искусство объединяющее, беспартийное, безрелигиозное, беспредметное, абстрактное искусство.