Саратовская группа художников нонконформистов возникла в конце 50-х годов прошлого века, когда к двум молодым реставраторам Михаилу Аржанову и Владимиру Солянову примкнули трое студентов художественного училища - Виктор Чудин, Вячеслав Лопатин и Людмила Перерезова. Объединил их всех французский модернист Николай Гущин.
Николай Михайлович Гущин (1888-1965) - фигура Серебряного века, художник-символист, выпускник МУЖВЗ, дружил с футуристами, участвовал в эпатажных проектах Бурлюков и В.Каменского. В гражданскую войну Гущин эмигрировал сначала в Харбин, потом во Францию и стал там французским художником-модернистом. После Второй мировой войны попросился назад в Советский Союз, чтобы умереть на родине. Гущину, как активному участнику Французского сопротивления, разрешили въезд в СССР и проживание в любом областном центре, кроме Москвы и Ленинграда. Он выбрал Саратов, родину Борисова-Мусатова и Голубой Розы, город, где возник первый в России общедоступный Художественный музей. Широкая Волга, южное солнце, степные просторы.
«Благодаря масштабу личности Гущина к нему потянулась молодежь. Это не было профессиональной школой, хотя Николай Михайлович и приехал с настроем максимально делиться своими знаниями и опытом: читал даже лекции по искусству для вольнослушателей, думал найти помещение и устроить там художественные мастерские.
Это было товариществом отвергнутых официальным искусством художников. Никакого прямого творческого влияния ни на кого Гущин не оказывал. Думаю, что самым важным было для нас то, что он привил нам понимание внутренней творческой свободы художника.»
(из воспоминаний Владимира Солянова)
Преподавать в художественном училище Гущину запретили, дружить с ним оказалось опасно, каждый, открыто вошедший в контакт, автоматически попадал под наблюдение КГБ. Кроме того, местное отделение Союза художников отказывалось принимать в свои ряды «сторонников буржуазного формалиста», а руководство художественного училища открыто предупреждало студентов, что Гущин научит их плохому.
В 1965 году Гущин умер. А художники, окрылённые свободой 60-х годов, творили, совершенно уверенные в том, что создают настоящее современное искусство, так нужное людям.
Они вместе ходили на этюды, летом собирались в Донгузе у Чудина или в заброшенной деревне Кошели, где жили коммуной. Никаких совместных произведений они специально не создавали, но у каждого был небольшой опыт взаимного проникновения в чужой материал, не сотрудничество, но творческое взаимодействие.
Искусством занимались в невыносимых условиях - не было мастерских, официальная работа отнимала большую часть времени, краски и холсты стоили дорого. Нетрадиционный подход к носителям пережил каждый художник группы. Нет холста - пусть будет картонка или бумага; фанерка от посылочного ящика ничем не хуже, а может быть даже лучше грунтованного холста. Нет бумаги - рисовали на газете, на папиросных пачках, на всём, что под руку попадётся. Нет красок - брали чужую фузу. У них никогда не было страха перед белым листом, они радовались ему как дети.
Но к сожалению, на весь период советского строя они так и остались неофициальными, непризнанными и запрещёнными.